Неточные совпадения
— Я знал, я знал! — повторял он свою любимую фразу и, схватив ее руку, которая ласкала его
волосы, стал прижимать ее
ладонью к своему рту и целовать ее.
Ему все мерещилось это чистое, нежное, боязливо приподнятое лицо; он чувствовал под
ладонями рук своих эти мягкие
волосы, видел эти невинные, слегка раскрытые губы, из-за которых влажно блистали на солнце жемчужные зубки.
Самгин отошел от окна, лег на диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером, в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него, держа в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между колен,
ладонью правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск жестких
волос.
Самгин вдруг почувствовал: ему не хочется, чтобы Дронов слышал эти речи, и тотчас же начал ‹говорить› ему о своих делах. Поглаживая
ладонью лоб и ершистые
волосы на черепе, Дронов молча, глядя в рюмку водки, выслушал его и кивнул головой, точно сбросив с нее что-то.
Приподнял
ладонью бороду, закрыл ею лицо и, сквозь
волосы, добавил...
Взмахом руки он указывал почему-то на север и крепко гладил
ладонью кудрявые
волосы свои.
Все замолчали. Тогда Сомова, должно быть, поняв, что надоела, и обидясь этим, простилась и ушла к себе в комнату, где жила Лидия. Маракуев провел
ладонью по
волосам, говоря...
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на
ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его
волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
Макаров кивнул головой и провел
ладонью по рассыпавшимся
волосам.
Учитель помолчал, приглаживая
волосы ладонями, затем, шагая к столу, сказал строго...
Она пригладила
ладонью вставшие дыбом
волосы на голове больного, отерла платком слезоточивый глаз, мокрую щеку в белой щетине, и после этого все пошло очень хорошо и просто.
Клим Иванович Самгин присматривался к брату все более внимательно. Под пиджаком Дмитрия, как латы, — жилет из оленьей или лосиной кожи, застегнутый до подбородка, виден синий воротник косоворотки.
Ладони у него широкие, точно у гребца. И хотя
волосы седые, но он напоминает студента, влюбленного в Марину и служившего для всех справочником по различным вопросам.
Дальше пол был, видимо, приподнят, и за двумя столами, составленными вместе, сидели лицом к Самгину люди солидные, прилично одетые, а пред столами бегал небольшой попик, черноволосый, с черненьким лицом, бегал, размахивая, по очереди, то правой, то левой рукой, теребя ворот коричневой рясы, откидывая
волосы ладонями, наклоняясь к людям, точно желая прыгнуть на них; они кричали ему...
На высоких нотах голос Ловцова срывался, всхрапывал. Стоял этот мужик «фертом», сунув
ладони рук за опояску, за шаль, отведя локти в сторону.
Волосы на лице его неприглядно шевелились, точно росли, пристальный взгляд раздражал Самгина.
— Уйди, — повторила Марина и повернулась боком к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых
волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо
ладонями, она странно качнула головою, бросилась на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми ногами...
Он снова вынул флягу, налил коньяку в чашки, Самгин поблагодарил, выпил и почувствовал, что коньяк имеет что-то родственное с одеколоном. Поглаживая
ладонью рыжие
волосы, коротко остриженные и вихрастые, точно каракуль, двигая бровями, Пальцев предупреждал...
Она сидит, опершись локтями на стол, положив лицо в
ладони, и мечтает, дремлет или… плачет. Она в неглиже, не затянута в латы негнущегося платья, без кружев, без браслет, даже не причесана;
волосы небрежно, кучей лежат в сетке; блуза стелется по плечам и падает широкими складками у ног. На ковре лежат две атласные туфли: ноги просто в чулках покоятся на бархатной скамеечке.
Но она не слушала, качала в отчаянии головой, рвала
волосы, сжимала руки, вонзая ногти в
ладони, и рыдала без слез.
Но голос его пресекся, развязности не хватило, лицо как-то вдруг передернулось, и что-то задрожало около его губ. Илюша болезненно ему улыбался, все еще не в силах сказать слова. Коля вдруг поднял руку и провел для чего-то своею
ладонью по
волосам Илюши.
Иногда по двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бритый, с белыми усами,
волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с баками и кривым носом, выводил из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она, выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее
ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать из дома, но не может, заколдован.
Евгения Петровна отделила прядь наполовину седых
волос Лизы и перевесила их через свою
ладонь у нее перед глазами. Лиза забрала пальцем эти
волосы и небрежно откинула их за ухо.
Игнат, приглаживая широкой
ладонью кудрявые
волосы на голове, деловито и спокойно сказал...
Он обыкновенно или сидел на лавочке, спрятав лицо в
ладони и раскидав свои длинные
волосы, или ходил из угла в угол быстрыми шагами.
Ромашов сидел, низко склонившись головой на
ладонь. Он вдруг почувствовал, что Шурочка тихо и медленно провела рукой по его
волосам. Он спросил с горестным недоумением...
Он крепко трет
ладонями слепое лицо, жесткие
волосы тихонько хрустят, в горле у него, глубоко где-то, звучит смех, напоминая бряканье разбитого бубенчика.
Гораздо больше нравился мне октавист Митропольский; являясь в трактир, он проходил в угол походкой человека, несущего большую тяжесть, отодвигал стул пинком ноги и садился, раскладывая локти по столу, положив на
ладони большую, мохнатую голову. Молча выпив две-три рюмки, он гулко крякал; все, вздрогнув, повертывались к нему, а он, упираясь подбородком в
ладони, вызывающе смотрел на людей; грива нечесаных
волос дико осыпала его опухшее, бурое лицо.
Она повела рукою по его
волосам, замаслила руку и хлопнула его
ладонью по щеке.
Он подошел к Гришке и торопливо шепнул ему что-то на ухо; тот тряхнул
волосами, приблизился к столу, взял стакан, залпом выпил вино, сел на лавку и положил голову в
ладонь.
Петр, упорно молчавший во все время обеда, провел
ладонью по
волосам и поднял голову.
Глеб, по обыкновению своему, проснулся вместе с жаворонками: нежиться да потягиваться не любил старик: он поспешно выскочил из саней, провел широкой
ладонью по лицу и
волосам, оглянул небо и перекрестился.
В углу, около постели, стенные часы нерешительно и негромко пробили раз — два; женщина дважды вздрогнула, подошла, остановила прихрамывающие взмахи маятника неверным движением руки и села на постель. Поставив локти на колени, она сжала голову
ладонями,
волосы её снова рассыпались, окутали руки, закрыли лицо плотной, тёмной завесой.
Когда Евсей открыл дверь, перед ним, покачиваясь на длинных ногах, вытянулся высокий человек с чёрными усами. Концы их опустились к подбородку и, должно быть,
волосы были жёсткие, каждый торчал отдельно. Он снял шапку, обнажив лысый череп, бросил её на постель и крепко вытер
ладонями лицо.
Долинский остановился, бережно взял со стола барахтавшегося на спинке жука и поднес его на
ладони к открытой форточке. Жук дрыгнул своими пружинистыми ножками, широко расставил в стороны крылья, загудел и понесся. С надворья в лицо Долинскому пахнула ароматная струя чрезмерно теплого воздуха; ласково шевельнула она его сухими
волосами, как будто что-то шепнула на ухо и бесследно разлилась по комнате.
Опять началось молчание. Даша, кажется, устала глядеть вверх и небрежно играла своими
волосами, с которых сняла сетку вместе с вуалью. Перекинув густую прядь
волос через свою
ладонь, она смотрела сквозь них на опускавшееся солнце. Красные лучи, пронизывая золотистые
волосы Доры, делали их еще краснее.
Он начал резать кубик. Мигом закипело дело в его руках, и пока кавказец, обливаясь потом, тяжело дыша, дорезывал первый кубик, Луговский уже докончил второй. Пот лил с него ручьем. Длинные
волосы прилипли к высокому лбу.
Ладонь правой руки раскраснелась, и в ней чувствовалась острая боль — предвестник мозолей.
На буром крупе, около хвоста, была заросшая белыми
волосами в
ладонь рана, в роде укуса, другая рана-рубец видна была в передней лопатке.
Мужчина могучий, с большою, колечками, бородой, сильно тронутой проседью, в плотной шапке черноватых, по-цыгански курчавых
волос, носище крупный, из-под бугристых, густых бровей дерзко смотрят серые, с голубинкой, глаза, и было отмечено, что когда он опускал руки, широкие
ладони его касались колен.
Поглаживая
ладонями грудь и бёдра, она всё встряхивала головою, и казалось, что и
волосы её растут, и вся она растёт, становясь пышнее, больше, всё закрывая собою так, что кроме неё уже стало ничего не видно, как будто ничего и не было.
— Видишь ли, — заговорил Яков, растирая
ладонью бороду по щеке так, что
волоса скрипели. — Надо подумать, поискать такое место, государство, где спокойно. Где ничего не надо понимать и думать о чужих делах не надо. Вот!
Охотник вытягивает ему ноги, складывает ровно крылья, выправляет хвостовые перья и, оставя на свободе одну голову, спеленывает его в платок, нарочно для того сшитый вдвое, с отверстием для головы, плотно обвивает краями платка и завязывает слегка снурком или тесемкой; в таком положении носит он на
ладони спеленанного гнездаря по крайней мере часа два, и непременно там, где много толпится народа; потом, развязав сзади пеленку, надевает ему на ноги нагавки с опутинками, которые привязываются обыкновенною петлею к должнику, [Нагавками, или обносцами, называются суконные или кожаные, но подшитые тоненьким суконцем онучки, шириною в большой палец, которыми обертывают просторно, в одну рядь, ноги ястреба; па онучках, то есть пагавках, нашиты опутинки, плетеные тесемочки
волос в тридцать, длиною четверти в полторы; каждая опутинка нижним концом своим продевается в петельку, пришитую к нагавке, затягивается и держится крепко и свободно на ноге.
Я зашел сбоку и увидал — не лицо его — а голову, которую он обхватил
ладонями по слепленным грязью
волосам.
Разбросав по подушке пепельные свои
волосы, подложив
ладонь под раскрасневшуюся щечку, Верочка спала; но сон ее не был покоен. Грудь подымалась неровно под тонкой рубашкой, полураскрытые губки судорожно шевелились, а на щеке, лоснившейся от недавних слез, одна слезинка еще оставалась и тихо скользила в углу рта.
Думая, что мальчик рассказывает ему о каком-то волшебном сне, и не зная, что отвечать ему, — Эдвардс ограничивался тем обыкновенно, что ласково проводил ему
ладонью по
волосам снизу вверх и добродушно посмеивался.
Откинув назад пепельные свои
волосы, вытянув шею и положив
ладони на края афишки, Верочка торжественно приступила к чтению.
Общее волнение до такой степени сообщилось Буланину, что он даже позабыл о несчастном фонаре и о связанных с ним грядущих неприятностях. Он, так же как и другие, суетливо болтал ногами, тискал
ладонями лицо и судорожно ерошил на голове
волосы, чувствуя, как у него в груди замирает что-то такое сладкое и немного жуткое, от чего хочется потянуться или запеть во все горло.
Ермолай, положив локти на стол и запустив
ладони в черные свои
волосы, глядел беспечно в окно; но усилия, с какими расширял он глаза, беспрерывное движение мускулов на узеньком лбу его и легкое наклонение головы свидетельствовали, что он жадно прислушивался к тому, что говорилось вокруг.
Он сидел на постели, занимая почти треть ее. Полуодетая Софья лежала на боку, щекою на сложенных
ладонях; подогнув одну ногу, другую — голую — она вытянула на колени хозяина и смотрела встречу мне, улыбаясь, странно прозрачным глазом. Хозяин, очевидно, не мешал ей, — половина ее густых
волос была заплетена в косу, другая рассыпалась по красной, измятой подушке. Держа одною рукой маленькую ногу девицы около щиколотки, пальцами другой хозяин тихонько щелкал по ногтям ее пальцев, желтым, точно янтарь.
Счистив осторожно вырванные
волосы с толстых пальцев хозяина, Егор скатал их
ладонями в шарик и спрятал в карман цветистого жилета. Как всегда, лицо его деревянно и глаза мертвы, только осторожные и все-таки неверные движения давали понять, что он сильно пьян.
Коновалов скрипел зубами, и его голубые глаза сверкали, как угли. Он навалился на меня сзади и тоже не отрывал глаз от книги. Его дыхание шумело над моим ухом и сдувало мне
волосы с головы на глаза. Я встряхивал головой для того, чтобы отбросить их. Коновалов увидал это и положил мне на голову свою тяжелую
ладонь.
Фельдшер уже начинает говорить грубости. У него вырываются слова вроде: ерунда, глупость, чушь, чепуха. В разговоре он откидывает назад голову, отчего
волосы разлетаются в стороны, и то и дело тычет резко и прямо перед собою вытянутой рукой. Учитель же говорит жалобно, дрожащим обиженным голоском, и ребром
ладони, робко выставленной из-под мышки, точно рубит воздух на одном месте.